Попов Вадим

С Димой мы познакомились, когда нам было лет по восемь, то есть когда заселились в дом на Шаумяна (сейчас - Рашпилевская). Дима был безотказным, всегда помогал мне во всем, и в учебе тоже, голова у него хорошо варила.

Были мы обыкновенными мальчишками. Своих дач у нас тогда не было, а хотелось чего-нибудь вкусненького. Поэтому несколько раз мы вместе лазили в совхозный сад за черешней, отрабатывая методы «проникновения на территорию противника», сад ведь охранялся сторожами. Если залезешь на дерево, то тебе сверху все видно, а сторожам тебя уже не видно. Но все-таки один раз они подошли незаметно. Мы спрыгнули с дерева и бросились убегать, а у Димона упали очки. Он успел их подхватить, но без очков он очень плохо видел, поэтому, убегая, ориентировался только на мою желтую майку. Пронесло!

Наш дом, в основном, был заселен сотрудниками института ПАНХ (применения авиации в народном хозяйстве). Поэтому многие из ребят интересовались авиацией. Как-то мы узнали, что в аэропорту открывается «Школа юных летчиков». Мы с Димоном сразу же поехали и записались. Ходили на занятия по воскресениям, было очень интересно. Нам даже сшили летную форму, и на занятия мы ходили в ней. Занятия проводили действующие пилоты, инженеры, техники, руководители разных служб. Оказалось, что авиация – это не только самолеты и взлетно-посадочные полосы. Там много всякого… Как-то на одном занятии в лаборатории, которая следит за составом топлива, Димон отличился, много умничал, правда все по делу, так что его выделили все. Начальник лаборатории, похвалил, сказал, что у Димы прекрасные знания по химии.
Потом у нас были занятия по аэродинамике. Преподаватель нам рассказывал про подъемную силу и т.п. А в конце занятий Димон задал преподавателю вопрос: «А Вы знаете, что американцы сейчас ведут испытания самолета с крылом обратной стреловидности? Какие у него преимущества?» Мне показалось по реакции преподавателя, что он никогда об этом даже не слышал, но сказал, что на следующем уроке все расскажет. И действительно рассказал. Подготовился хорошо.

Потом мы ездили в Москву, встречались с космонавтами, они расписались в наших удостоверениях, которые давали нам право на ношение летной формы. Потом несколько космонавтов, по-моему, человек пять, прилетали и к нам в Краснодар, была запланирована их встреча с «юными летчиками». Нас собрали, мы ждем, они прошли, поздоровались, сказали: «Ребята, мы сейчас пообедаем, а потом встретимся и мы вам все расскажем». А в столовой, где они обедали, им видимо чего-то налили, и когда они вышли, говорят: «Ой, чего-то вас так много стало!». Дима тогда уже начал увлекаться фотографией, нащелкал их, и потом показывал нам их пьяные физиономии…
А летом нас отправили прыгать с парашютом. Сначала мы прошли подготовку в ДОСААФ, потом в аэроклубе, в Энеме. А у Димы было плохое зрение, поэтому окулиста при прохождении медосмотра за Диму прошел я. Уж так он хотел прыгнуть с парашютом, что решил обмануть врачей. Прыжок был неудачным, Дима сломал ногу, пришлось на своем горбу тащить его почти до трассы. Выручил отец одного из наших друзей, подъехавший к нам на своей машине. Он его забрал и повез, а я вернулся. Потом Дима долго лежал в гипсе, но главное – сбылась его мечта, прыгнуть с парашютом. С возрастом, конечно, понимаешь, что не всегда реализация мечты оправдана теми жертвами, которые приходится нести из-за этой романтики. А я из-за этих прыжков загремел в десантники…

Пока я служил в армии, Дима постоянно писал мне письма, поддерживал меня, рассказывал, кого видел, передавал приветы от друзей, от девочек. Эти девочки вскоре сами письма писать перестали, ограничивались передачей приветов через Диму. В конце армии я получал письма только от мамы и от Димона…

Вообще Дима всех друзей старался поддерживать. Помню, его одноклассник серьезно заболел. Дима часто ездил к нему, старался помочь, поддерживал его дух.
И еще, Дима был разносторонне развитым. Одно время он учился играть на гитаре, и, кстати, играл довольно неплохо. И всем знакомым говорил, что он похож на Цоя. Он даже фотографии показывал, свою и Цоя, как они были похожи в молодости. Один раз я его разыграл. Мы договорились встретиться возле Авроры. А я пришел с девчонкой и подговорил ее подойти к Диме и сказать: «Ой, Виктор Цой! Дайте мне, пожалуйста, автограф». Дима улыбнулся и заорал: «Где эта сволочь? Я ему сейчас…». Он сразу понял, что это я подстроил.

Конечно, Дима выделялся среди сверстников по уровню знаний. Помню, зашел я как-то к нему, а у него гости – американцы. Дима с ними чешет языком, а я ничего не понимаю. Вот тогда я и понял, что значит быть троечником в школе.

Поскольку я служил десантником, мы каждый год отмечали 2 августа день десантника, встречались с друзьями. И всегда приглашали Диму. Он, как фотограф, был «летописцем» наших встреч. Помню, мы как-то отмечали этот день, появился наряд милиции, они увидели голубые береты, перешли на другую сторону улицы и прошли дальше. Несколько раз Дима публиковал мои фотографии, которые он снимал 2 августа и писал сопроводительные статьи. Как-то он рассказывал, что редактор какой-то газеты или журнала спросил его: «Ну что там в этот раз десантники натворили, разворотили, кого побили?…». Дима ответил: «Вы что! Это же элита наших вооруженных сил! Они же все герои! Нельзя так думать». В итоге вышла статья, в которой было написано, что в этом году необычно спокойно прошло 2 августа… Вот так Дима нас прикрывал.
Раньше мы очень часто встречались, а потом мы оба женились, надо было содержать семьи, да и Дима все чаще по работе пропадал вечерами. Мы стали реже встречаться, но когда встречались, все время вспоминали нашу веселую беззаботную молодость.